С автором проекта, о котором пойдет речь ныне, я дружу давно. Лет наверно семь-восемь. Мистификация наших взаимоотношений поразительна и тенденциозна, но внезапно узнав о его первом публичном авторском художественном проекте в пальмире, я естественно заинтересовался и проникся происходящим.
Противоречивая и знаковая фигура Казимира Малевича через призму тринадцати разных работ Николая Карабиновича предстала вполне преемственно своевременной и убедительной. Статика вылилась в динамику, хроники осени 2010 года, когда работы родились, дали публичный посыл осенью 2014 года, когда работы предстали на суд всех сочувствующих. На первый взгляд, заинтересованный и непредвзятый, перед моими глазами возникли геометрические фигуры, которые не зажили, они текут и мироточат, как бы это ни было парадоксально, но это тонка грань между сакральностью замысла и результатом воплощения. Когда недосказанность главнее расшифровки, когда символизм сродни футуристической лестнице в неизбежность подоплеки. Когда контекст реальности оттиском на холсте прибит в неопределенные рамки отображения стихийности бытийных аспектов. Можно интерпретировать и заходить в тупик, а можно визуализировать и выходить за рамки. Тут как раз последний вариант, когда коды к работам Малевича можно подчеркнуть через намеки и догадки азбуки Морзе Карабиновича.
Не вымученно и органично, в своем ядре структурированного абстрактного кодированного ряда, работы начинают путь в жизнь, когда это больше не тайна и не секрет, когда часть аудитории впустило их в себя, дабы динамика сознательной фигуральности слилась с частью коллективного бессознательного, когда между автором и зрителем остается тот временной период, который и дает вызревание идейного стержня по плодов демонстрации. Супрематические заточенные композиции, угловатость и геометрия, обрывочность и размножение путей, все это дает тенденцию развития для интерпретации на тему, которая продолжается в хаосе временного пространства до неустановленных пределов непостоянства.
Это вовсе не итоги художественных наработок, а просто начало длинного и тернистого пути. Исследования и разжевывания деталей. Малевич когда-то писал в статье «Супрематическое зеркало», что « сущность природы неизменна во всех изменяющихся явлениях», делая акценты на расстановку ударений по двум направлениям – мир, как человеческие различия и мир как беспредметность, касаемо сущности различий. Именно этот акцент и есть корень познания и движения, сущность динамики его приверженцев и последователей. Тогда же он проговорил то, что «нет бытия ни во мне, ни вне меня….». Вот это и может стать точкой отсчета для расшифровки и расширения контекста взглядов на концепцию вложенного замысла. Малевич же искал в супрематизме идею новой машины, нового бесколесного беспаробензинного двигателя организма. Основа супрематизма у Казимира это природоестество, дабы изжить книжный опыт и заменить его опытом и действием, через которое все приобщается к понятию всетворчества. Черное и белое, как довлеющие энергии, которые раскрывают форму. Форма и содержание как две стороны, жизненно необходимые друг другу.
В работах Карабиновича нет протухшего постмодерна и потускневших голограмм на старика Казимира, но есть поиск пути решения новых выходов наружу старой избитой науки, когда без пустот нет формы, форма и есть пустота. Минимализм отображения, как форма постижения иррациональной реальности и глубокой деформации восприятия контекста массами, именно это, как мне кажется, кроется в работах молодого художника. Который, кстати сказать, был весел и философичен в этот холодный ноябрьский вечер, когда страждущие массы пришли почтить своим присутствием его уже публичное детище. Которое, оставило печать в настоящем, дабы будущие знаки не стали бесследными, а сложили структурированную иерархию образов постижения.
Текст: А. Пролетарский.
